"Книги - это корабли мысли, странствующие по волнам времени и
  бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению"

(Фрэнсис Бэкон)


Глава 3. Существовало ли письмо у славян до введения азбуки Кирилла (Константина) и каким было это письмо

Раздел 4

Приведённые выше соображения подтверждаются дошедшими до нас летописными и иными литературными источниками IX—X вв.

Основным и важнейшим из этих источников остаётся и, видимо, останется «Сказание о письменах» Черноризца Храбра (см. с.153). Напомним, что в «Сказании» этом есть два сообщения о первоначальном славянском письме. Во-первых, Храбр указывает, что славяне до принятия ими христианства книг ещё не имели, но уже использовали для гадания и счета «черты и резы»; во-вторых, что после принятия христианства15, но задолго до введения азбуки Кирилла, славяне записывали свою речь латинскими и греческими буквами, правда неточно («без устроения») так как латинское и греческое письмо не могло передать многие славянские звуки. Положение это сохранялось, согласно Храбру, очень долгое время («и тако бешу много лета»). Таким образом, Храбр прямо указывает два вида письма, издавна применявшиеся славянами: 1) примитивные пиктографические и счётные знаки («черты и резы») как самый ранний вид славянского письма; 2) греческое и латинское письмо первоначально ещё почти не переработанное применительно к фонетике славянской речи.

Примечание 15. Храбр, видимо, говорит здесь не об официальном принятии христианства целыми славянскими племенами и княжествами, а о предшествовавшем длительном процессе перехода в христианство отдельных славянских групп и общин, начавшемся задолго до написания Храбром «Сказания о письменах» Конец примечания.

Почти все остальные сообщения о древнеславянском письме относятся к восточным славянам. Важнейшие из этих сообщений следующие.

1. Сообщение древнейшей восточнославянской летописи «Повести временных лет», согласно которому при осаде князем Владимиром Святославичем Херсонеса (конец X в.) один из жителей Херсонеса, по имени Анастасий, пустил в стан Владимира стрелу с надписью: «Кладези еже суть за тобою от востока, из того вода идёт по трубе».

2. Сообщение арабского путешественника Ибн Фодлана, который во время пребывания у волжских болгар в 921 г. видел обряд погребения одного руса. «Сначала они развели костёр и сожгли на нём тело, — рассказывает Ибн Фодлан, — а затем они построили нечто подобное круглому холму и водрузили в середине его большую деревяшку тополя, написали на ней имя этого мужа и имя царя русов и удалились».

3. Сообщение арабского писателя Эль Массуди (умер в 956 г.), который в сочинении «Золотые луга» утверждает, что он обнаружил в одном из «русских храмов» пророчество, начертанное на камне.

4. Сообщение епископа Мерзебургского Титмара (976—1018 гг.), который указывает, что в языческом храме города Ретры он видел славянских идолов; на каждом идоле особыми знаками было начертано его имя.

5. Сообщение арабского учёного Ибн эль Недима, который в труде «Книга росписи наукам» передаёт относящийся к 987 г. рассказ посла одного из кавказских князей к князю русов. «Мне рассказывал один, на правдивость которого я полагаюсь, — пишет Ибн эль Недим, — что один из царей горы Кабк послал его к царю русов; он утверждал, что они имеют письмена, вырезываемые на дереве. Он же показал мне кусок белого дерева*, на котором были изображены, не знаю, были ли они слова или отдельные буквы». Сообщение Ибн эль Недима особенно интересно тем, что он даёт зарисовку упоминаемой им надписи (см. рис. 14). Расшифровать эту надпись не удалось; по своей графике она отлична и от греческого, и от латинского, и от глаголического, и от кирилловского письма.

Примечание *. Процитированное В.А. Истриным сообщение ан-Недима «Русские письмена» (см.: Гаркави А.Я. «Сказания мусульманских писателей о славянских и русских письменах (с половины VII века до конца X века по Р.X.).» СПб., 1870, с.240) было ранее квалифицировано нами как свидетельство о письме на бересте. См.: Жуковская Л.П. «Новгородские берестяные грамоты.» М., 1959, С. 10—12. Конец примечания.

6. Сообщение персидского историка Фахр ад Дина (начало XIII в.) согласно которому хазарское письмо (речь, по-видимому, идёт об уже исчезнувшем, но известном Фахр ад Дину, хазарском руническом письме) «происходит от русского»16.

Примечание 16. Бартольд В.А. «Древнейшие памятники русского письма й языка» // Культура и письменность Востока, кн.4. Баку, 1929. Конец примечания.

Имена славянских идолов (Титмар), так же как имена покойного руса и его «царя» (Ибн Фодлан), представляли собой, вероятно, нечто вроде изобразительных или условных родовых и личных знаков; подобные знаки часто использовались русскими князьями X—XI вв. на их монетах (см. рис. 13). Пророчество, начертанное на камне (Эль Массуди), заставляет думать о «чертах и резах» для гадания.

Что касается надписи Ибн эль Недима, то одни учёные считали, что это искажённое переписчиком арабское написание; другие пытались найти в этой надписи общие черты со скандинавскими рунами. В настоящее время большинство советских и болгарских учёных (П.Я. Черных, Д.С. Лихачёв, Е. Георгиев и др.) считают надпись Ибн эль Недима образцом славянского докирилловского письма типа «черт и резов».

Выдвигалась гипотеза, согласно которой эта надпись представляет собой пиктографическую маршрутную карту. Не исключена также возможность выполнения некоторых из этих надписей предполагаемым протоглаголическим письмом. Наоборот, полностью исключена возможность применения для этих надписей (кроме, конечно, письма Анастасия) латинского или греческого письма, хотя бы и несколько перестроенного применительно к фонетике славянской речи. Ведь и Титмар, и Эль Массуди, и Ибн эль Недим, и Ибн Фодлан, и Фахр ад Дин, несомненно, были знакомы с латинскими и греческими буквами.

О каком-то развитом, буквенно-звуковом восточнославянском письме сообщается в VIII главе «Паннонского жития» Кирилла. Напомним, что согласно этому «Житию» Константин (Кирилл) во время путешествия к хазарам «обрёл» в Херсонесе Евангелие и Псалтырь, написанные русскими письменами: «обрете же ту евангелие и псалтырь русьскими писмены писано, и чловека обретъ глаголюща тою беседою, и беседова с нимъ и силу речи приимъ, своей беседе прикладаа различная писмена, гласнаа и согласнаа, и к богу молитву творя, въскоре начать чести и сказати, и мнози ся ему дивляху...».

Текст «Паннонского жития» Кирилла, рассказывающий о находке Кириллом (Константином) русских книг в Херсонесе (Koрсуни); из книги Н.В. Ястребова «Сборник источников для истории деятельности Кирилла и Мефодия». СПб., 1911)
Текст «Паннонского жития» Кирилла, рассказывающий о находке Кириллом (Константином) русских книг в Херсонесе (Koрсуни); из книги Н.В. Ястребова «Сборник источников для истории деятельности Кирилла и Мефодия». СПб., 1911)

Указанное место «Паннонского жития» Кирилла у многих исследователей вызвало сомнения. Одни считали непонятным, зачем могло понадобиться восточным славянам переводить в дохристианское время христианские богослужебные книги; другие считали это место «Жития» позднейшей вставкой. Однако, как уже отмечалось (см. третий раздел главы 1), в середине IX в. среди восточных славян уже было много христиан. Предположение же о позднейшей вставке опровергается, во-первых, достоверностью почти всех сведений, сообщаемых «Житием» Кирилла, а во-вторых, тем, что рассказ о книгах, найденных им в Херсонесе, встречается во всех 23 списках этого «Жития», причём не только в русских, но и в южнославянских. «Таким образом, — справедливо указывает П.Я. Черных, — «вставка» могла быть сделана, естественно думать, только составителем или составителями этого произведения»17. Между тем, как отмечалось во втором разделе главы 1, «Паннонское житие» Кирилла было составлено в конце IX в. в Моравии или Паннонии одним из учеников Кирилла и Мефодия, т.е. болгарином или моравом по происхождению. А в этом случае совершенно непонятно, зачем могло понадобиться болгарину или мораву делать «вставку», согласно которой восточнославянская письменность признавалась древнее болгарской и моравской. В пользу более позднего (X в.) происхождения этого места «Жития», казалось бы, свидетельствует наличие в нём «грамматических терминов»: «письмена», «гласные», «согласные» и др.18 Однако учёный филолог Кирилл, несомненно, был знаком с трудами греческих грамматиков и термины эти вполне могли быть созданы ещё в школе Кирилла.

Примечание 17. Черных П.Я. «К истории вопроса о «русских письменах» в житии Константина Философа» // Учёные записки Ярославского педагогического института, вып. IX, 1947. Конец примечания.

Примечание 18. Львов А.С. «Някои въпроси от кирило-методневската проблема тика» // Български език. София, I960, кн.4. Конец примечания.

Многими учёными высказывалось также предположение, будто «русскими письменами» названы в «Житии» не русские буквы, а скандинавские руны, занесённые к восточным славянам варягами племени «Русь» (П. Шафарик, Е. Голубинский, Ф. Фортунатов), или готские («прушские», «фрушские» — П. Лавров, Цв. Тодоро] и др.), или самаритянские (Ив. Гошев), или даже сирийские («сурьские» — А. Вайян) письмена.

Предположения эти столь же малоправдоподобны, как и разобранные выше. Во-первых, ни в одном из дошедших до нас 23 списков «Жития» слова «прушские», «фрушские» или «сурьские» письмена не встречаются, а всюду указывается, что книги, найденные Кириллом, были написаны «русьскими» (в двух списках — «рушкими») письменами. Во-вторых, в «Житии» Кирилла приводится точный перечень языков, которыми он владел; варяжского, готского и сирийского языков в этом перечне нет. Следовательно, если бы книги, найденные Кириллом в Херсонесе, были написаны по-варяжски, по-готски или по-сирийски, Кирилл не смог бы быстро научиться читать и понимать их, а об этом прямо указывается в «Житии»; в особенности трудно было бы Кириллу освоить сирийское письмо, графически очень сложное из-за его декоративности. В-третьих, в «Житии» говорится, что Кирилл научился читать и понимать найденные им книги, «к своей беседе (т.е. к своей болгарско-македонской речи. — В.И.) прикладая различные письмена, гласные и согласные». А такое обучение было возможно лишь в случае близости языка и письма книг, найденных Кириллом, к языку и письму самого Кирилла. Против готской гипотезы свидетельствует также то, что составителю «Жития» было знакомо имя готов: в XVI главе «Жития» готы названы этим именем, а не каким-либо иным, близким к «русам».

Особенно невероятной представляется сирийская гипотеза. Во-первых, в отличие от славян и готов, Сирия находилась далеко от Херсонеса и вряд ли имела с ним тесные торговые, а тем более культурные связи. Во-вторых, Сирия ещё в VII в. была завоёвана арабами. А арабы, вместе с мусульманской религией, силой навязывали завоёванным народам арабское письмо. Поэтому к середине IX в. различные разновидности сирийско-христианского письма могли сохраниться в Сирии лишь в немногих тайных христианских общинах. Следовательно, появление в середине IX в. к Херсонесе сирийско-христианских книг надо считать почти невероятным. Наконец, в-третьих, Кирилл должен был бы заинтересоваться книгами на славянском языке; но Евангелие и Псалтырь на сирийском языке вряд ли смогли вызвать у Кирилла столь большой интерес, что он стал бы заниматься их изучением, да ещё в момент, когда он был поглощён подготовкой к предстоящим спорам о вере с хазарами. А если бы Кирилл даже и заинтересовался сирийско-христианскими книгами, то он, несомненно, обратил бы внимание на явно «еретический» характер сирийских христианских учений (несторианство, манихейство, якобитство и др.). Ведь всю первую половину своей жизни Кирилл провёл в спорах о вере с иконоборцами, магометанами и евреями.

Маловероятно и предположение, будто книги, найденные Кириллом в Херсонесе, были написаны протоглаголическим письмом (гипотеза, выдвигавшаяся В. Григоровичем, М. Погодиным, Н. Никольским, а в наше время — П. Черных). Во-первых, существование такого письма у славян, хотя и возможно, но не получило пока документальных или летописных подтверждений. Во-вторых, даже если это письмо существовало, то возникнуть оно могло, как уже указывалось, не ранее VIII в. и на примитивной основе древнеславянских «черт и резов». Поэтому к середине IX в. это письмо вряд ли могло достигнуть такого совершенства, чтобы при помощи его можно было передать столь сложные произведения, как Евангелие и Псалтырь.

Наиболее вероятной следует считать гипотезу, выдвинутую впервые И. Срезневским, затем развитую В. Миллером, И. Огиенко, а в наше время — болгарским учёным Е. Георгиевым. Согласно этой гипотезе, книги, найденные в Херсонесе, были написаны на русском языке «протокирилловским» письмом. В отличие от протоглаголицы письмо это было пригодно для передачи Даже самых сложных произведений, так как оно возникло на достаточно развитой греческой основе. Наименование же письмен этих книг «русьскими» было обусловлено, во-первых, тем, что письмена эти были использованы для передачи русского (восточнославянского языка), и, во-вторых, тем, что греческие буквы к середине IX в. были уже, вероятно, дополнены новыми буквами, необходимыми для особых звуков славянской речи; кроме того, может быть, и сами греческие буквы были тоже графически несколько изменены соответственно привычной для славян графике «черт и резов».

Такое понимание этого места «Паннонского жития» давно стало традиционным среди славянских книжников. Так, в одной из русских рукописей XV в. (в «Толковой Палее») говорится ещё категоричнее: «А грамота русская явилася, богом дана, в Корсуни русину, от неё же научился философ Константин и оттуда сложив и написав книги русским языком»19.

Примечание 19. Лавров П.А. «Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности» // Труды славянской комиссии, т.I. Л., 1930, с.37. Конец примечания.

О каких-то славянских книгах, известных Кириллу до создания им азбуки, упоминается и в «Житии» Мефодия: «Тут явил бог философу славянские книги, и, тотчас устроив письмена и беседу составив, поехал в Моравию». Кроме того, в так называемой «Итальянской легенде» самая посылка моравским князем посольства в Византию ставится в связь с успехом миссии Кирилла к хазарам.

Сведения о применении русскими в IX в. видоизменённого греческого письма имеются и в одном греческом источнике, приводимом О. Бодянским20. Согласно этому источнику византийский император Василий Македонец будто бы послал в 866 г. архиепископа, который крестил русских и ввёл у них видоизменённое греческое (тридцати-пятибуквенное) письмо. Свидетельство это подтверждается также арабской летописью, приводимой П. Успенским21.

Примечание 20. Бодянский О. «О времени происхождения славянских письмен» М., 1855, с.13 и сл. Конец примечания.

Примечание 21. Успенский П. «Восток христианский», ч.III. Киев, 1877, с.311 Конец примечания.

Аналогичные указания, относящиеся к болгарам, имеются в так называемой «Солунской легенде». Согласно этой легенде некий Кирилл Каппадокийский сделал попытку введения у болгар (в Солуни) видоизмененного греческого письма (из 32 букв) ещё в конце VII в.

Аналогичная легенда возникла и у западных славян. По легенде этой, какая-то славянская письменность была (по первоначальному толкованию — глаголическая) введена ещё в V в. у западных славян христианским проповедником Иеронимом (умер в 420 г.).

Встречаются указания о существовании письменности на Руси в начале X в. и в дошедших до нас договорах русских князей Олега и Игоря с Византией.

Так, в договоре князя Олега с греками (911 г.) есть указания о существовании у русских письменных завещаний: «Аще кто умреть, не урядив своего имения, ци своих не имать, да возвратить имение к малым ближикам в Русь. Аще ли сотворить обряжение, таковый возметь уряженое его, кому будеть писал наследити именье его, да наследит е». В договоре Игоря с греками (944 г.) говорится о золотых и серебряных печатях, о посыльных грамотах, которые вручались русским послам и гостям, отправляющимся в Византию: «Ношаху ели печати злати, и гостье сребрени. Ныне же уведал есть князь вашь посылати грамоты к царству нашему; иже посылаеми бывають от них поели и гостье, да приносять грамоту пишюче сице; яко послах корабль селико, и от тех да увемы и мы, оже с миром приходить. Аще ли без грамоты придуть и преданы будуть нам, да держим, и храним, донде же возвестим князю вашему»22. Включение в договоры с Византией особых пунктов о завещаниях, посыльных, гостевых грамотах и печатях доказывает не только то, что все это уже существовало на Руси начала X в., но также и то, что к X в. это стало распространённым явлением.

Примечание 22. «Повесть временных лет», ч. I. M.—Л., 1950, стр. 28 и 35. Конец примечания.

Памятниками русской письменности X в. должны считаться и сами русские договоры с Византией, так как перевод их с греческого на русский23 был, видимо, современен самим договорам. Так, С.П. Обнорский на основе изучения языка русских переводов договоров пишет: «...появление текстов договоров в переводе с греческого языка не могло быть ни относительно поздним, ни одновременным, а следовательно, оно приблизительно должно было совпадать со временем фактического заключения соответствующих дипломатических актов»24. Особенно интересно имеющееся в договоре 911 г. указание, что Русь и Византия и в более давние времена (т.е. ещё в IX в.) решали спорные вопросы «не только словесно, но и письменно».

Примечание 23. Договоры Византии с другими народами обычно писались на греческом языке и на языке той страны, с которой Византия заключала договор. Конец примечания.

Примечание 24. Обнорский С.П. «Язык договоров русских с греками» // Язык и мышление, вып. V—VII, M.—Л., 1936, с.403. Согласно С.П. Обнорскому, перевод договора 911 г. выполнен болгарином, но отредактирован русским; перевод договора 944 г. — выполнен русским. Конец примечания.

К ещё более раннему времени относятся договоры болгарских князей с Византией. Первый из них был заключён в 714 г., второй (несомненно, письменный) — в 774 г.


 
Перейти в конец страницы Перейти в начало страницы